Стихи, которые зацепили...

[+*Jolie* 23,739]

Я душе своей говорила:
«Не спеши, ведь туда нельзя».
Не послушала, угодила,
В свой капкан заманив меня.
Я сказала ей: «Ты не сможешь,
Лучше сразу остановись.
Только боль свою приумножишь»…
Но она всё взлетала ввысь.
Я сказала душе:"Довольно,
По теченью ведь легче плыть."
А в ответ мне душа спокойно:
«Для чего же тогда мне жить?!»
Ей сказала:"С огнём играешь…
Я тебя от беды запру."
А она мне:"Сама ведь знаешь:
Без любви я и так умру…"

[+gospodin420 2,690]

 

[+Bluebonett 229]

С толпою приближенных,
Со свитой стражей конных
На вороных конях,
Объезд краев исконных
Свершал великий шах.

«Будь славен, шах великий»,
Кругом кричал народ,
И лезли все вперед,
Чтоб пасть перед владыкой,

Один дервиш убогий
На всех не походил.
Сидел он у дороги,
Безмолвие хранил.

И самый именитый
Придворный блюдолиз
Вдруг, отделясь от свиты,
Над стариком навис:

«Коль ты, молчальник кроткий, Безмолвствовать привык,
Так выдерут из глотки
Ненужный твой язык!»

И шах — правитель строгий —
Остановил коня: «Ты почему, убогий,
Не падаешь мне в ноги,
Приветствуя меня!»

Дервиш ответил внятно:
«Мой шах, ты знаешь сам —
Случалось попадать нам
Под власть к твоим врагам.

И вся толпа, бывало,
Нимало не скорбя,
Твоих врагов встречала
Не хуже, чем тебя.

Тебя я не в гордыне
Молчанием встречал,
Безмолвствовавший ныне,
Я и тогда молчал.

М. Ш. Вазех

[+*Jolie* 23,739]

За окнами то вьюжит, то метёт… 
Укутана зима в ледовый шарф… 
Но мне не так уж страшен гололёд, 
Страшнее – в людях скользкая душа…

Как слепо доверяем мы порой, 
А после горечь в сердце и тоска. 
Не тот, кто всех высот достиг – герой, 
А тот, кто кормит грязного щенка…

Бывает, снег летит со всех сторон… 
И ты по жизни тоже – комом вниз… 
Не так пугает карканье ворон, 
Как дружба, если друг – хитрющий лис…

Зима играет весело в снежки, 
Кидая правду резкую в лицо… 
Не так страшны звериные клыки, 
Как трусость и коварство подлецов…

Когда идёшь по тоненькому льду, 
То видно, кто тобою дорожит. 
Кто отпустил, сказав: «Я не пойду», 
Тот не дружил, а только делал вид…

Но расцветёт продрогший мир потом. 
Наступит череда прекрасных дней… 
И главное – не то, что за окном, 
А то, что светит из души твоей…

[+Ruada♡ 12,025]

— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.

— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

— Чем же все это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.

— Что же из этого следует? — Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.

— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала..

[+Undina 12,895]

                       Маски

Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал,
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал —
Как на венецианском карнавале!

Вокруг меня смыкается кольцо,
Меня хватают, вовлекают в пляску.
Так-так, моё нормальное лицо
Все, вероятно, приняли за маску.

Петарды, конфетти… Но всё не так!
И маски на меня глядят с укором,
Они кричат, что я опять не в такт,
Что наступаю на ноги партнёрам.

Что делать мне — бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?..
Надеюсь я — под масками зверей
Бывают человеческие лица.

Все в масках, в париках — все как один,
Кто — сказочен, а кто — литературен…
Сосед мой слева — грустный арлекин,
Другой — палач, а каждый третий — дурень.

Один — себя старался обелить,
Другой — лицо скрывает от огласки,
А кто — уже не в силах отличить
Своё лицо от непременной маски.

Я в хоровод вступаю, хохоча,
И всё-таки мне неспокойно с ними:
А вдруг кому-то маска палача
Понравится — и он её не снимет?

Вдруг арлекин навеки загрустит,
Любуясь сам своим лицом печальным;
Что, если дурень свой дурацкий вид
Так и забудет на лице нормальном?!

За масками гоняюсь по пятам,
Но ни одну не попрошу открыться:
Что, если маски сброшены, а там —
Всё те же полумаски-полулица?

Как доброго лица не прозевать,
Как честных отличить наверняка мне?
Все научились маски надевать,
Чтоб не разбить своё лицо о камни.

Я в тайну масок всё-таки проник,
Уверен я, что мой анализ точен,
Что маски равнодушья у иных —
Защита от плевков и от пощёчин

В. Высоцкий 

[+Jamilla.J 8,869]

кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться. время сглаживает движения, но заостряет лица. больше мы не порох и мёд, мы брусчатка, дерево и корица. у красивых детей, что ты знала, мама, - новые красивые дети. мы их любим фотографировать в нужном свете. жизнь умнее живущего, вот что ясно по истечении первой трети. всё, чего я боялся в детстве, теперь нелепее толстяков с укулеле. даже признаки будущего распада закономерны, на самом деле. очень страшно не умереть молодым, мама, но как видишь, мы это преодолели. я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус. всё мое занятие - структурировать мрак и хаос. всё, чему я учусь, мама - мастерство поддержанья пауз. я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик, не молодая завязь. молодая завязь глядит на меня, раззявясь. у простых, как положено, я вызываю ненависть, сложных - зависть. что касается женщин, мама, здесь всё от триера до кар-вая: всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская, деловая, передовая, мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая. что до счастья, мама, - оно результат воздействия седатива или токсина. для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на пересечение сорок второй с десятой, от кабаташа и до таксима. редко где еще твоя смертность и заменяемость обнажают себя так сильно. иногда я кажусь себе полководцем в ссылке, иногда сорным семенем среди злака. в мире правящей лицевой всё, что занимает меня - изнанка. барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной, ожидая чьего-то знака. нет, любовь твоя не могла бы спасти меня от чего-либо - не спасла ведь. на мою долю выпало столько тонн красоты, что должно было так расплавить. но теперь я сяду к тебе пустой и весь век ее стану славить.

[+Jamilla.J 8,869]

Нет, не увидимся.

Нечем будет увидеться.

Только здесь, понимаешь, существуют эти пленительные частности: у книг разные обложки, у людей бесконечно несхожие разрезы глаз, снег - не то, что дождь, в Дели и в Москве одеваются неодинаково, крыса меньше собаки, шумеры вымерли раньше инков - только тут все это имеет значение, и кажется, будто - огромное; а там все равны, и всё одно, и всё - одно целое. Вечность - это не "так долго, что нельзя представить", это всегда одно и то же сейчас, не имеющее протяженности, привязки к точке пространства, невысчитываемое, невербализуемое; вы не найдете там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся - как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки - довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придет пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти - нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял - во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу - сахарно-белое, а между белым и белым - горизонт, и как девушка смеется в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжелой воды в грозу - на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков - чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся и обратно еще долго не захочется - в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот - совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности - воин там, земледелец, философ; тело - это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в Варкрафте догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.

Мы нет, не увидимся; не потому, что не захотим или не сможем, а потому же, почему мы не купили себе грузовик киндер-сюрпризов, когда выросли, хотя в детстве себе клятвенно обещали: это глупо, этого не нужно больше, другой уровень воприятия, сознания, понимания целесообразности. Прошлого не будет больше, и будущего не будет, они устареют, выйдут из обращения, как ветхие купюры, на которые давно ничего не купишь; потому что измерений станет больше, и оптика понадобится другая, и весь аппарат восприятия человека покажется старыми "Жигулями" по сравнению с суперсовременным аэробусом. И все вот эти любови и смерти, разлуки и прощания, стихи и фильмы, обиды и измены - это все будет большой железной коробкой из-под печенья, в которой лежит стопка вкладышей из жевательной резинки Love Is, которые ты в детстве собирал с таким фанатическим упорством, так страшно рыдал, когда какой-нибудь рвался или выкрадывался подлым ребенком маминых друзей; и ты после смерти не испытаешь ничего по отношению к этому, кроме умиления и печали: знать бы тебе тогда, какие это мелочи все, не было бы ни единого повода так переживать. Там все будет едино, и не будет никакой разницы, кто мама, кто я, кто мёртвый Котя, кто однокурсница, разбившаяся на машине восемь лет назад; личности не будет, и личной памяти не станет, и ее совсем не будет жаль: все повторяется, все похоже, нет ничего такого уж сверхуникального в твоём опыте, за что можно было бы так трястись: эй, все любили, все страдали, все хоронили, все корчились от отчаяния; просто тебе повезло, и ты мог передать это так, что многие себя узнавали; ты крошечное прозрачное стрекозье крылышко, обрезок Божьего ногтя, пылинка в луче, волосок поверх кадра, таких тебя триллионы, и все это - Бог; поэтому мы не увидимся, нет. Мы - как бы это? - срастёмся. Мы станем большим поездом света, который соберёт всех и поедет на сумасшедшей скорости, прокладывая себе путь сквозь тьму и отчаяние; почему ты бываешь так упоительно счастлив, когда кругом друзья, и музыка, и все рядом, и все такие красивые, и все смеются? Почему это будто Кто-то вас в этот момент фотографирует, снимает кадр, совершенно отдельный от течения жизни, восхитительный, пиковый, вневременной? Вот такое примерно чувство, только ты не можешь сказать, кто ты точно на этой фотографии. Это не очень важно, на самом деле. Просто - кто-то из них. Кто-то из нас. Кто-то.

[+Stolz 18,586]

"Легкой жизни я просил у Бога:

Посмотри, как мрачно все кругом.

Бог ответил: подожди немного,

Ты еще попросишь о другом.

 

Вот уже кончается дорога,

С каждым годом тоньше жизни нить...

Легкой жизни я просил у Бога,

Легкой смерти надо бы просить.
.."

Иван Тхоржевский.

[+abu Uthman 8,874]

                         
                         Глк

Edited April 17, 2020 at 04:52 PM by abu Uthman

[+abu Uthman 8,874]

О, горе тому, кто страждет
У родника день-деньской
И шепчет бессильно: "Жажду
Не утолить мне водой".

И горе тому, чей скуден
Постылой жизни исток,
Кто на кон тьму своих будней
Ставит, как ловкий игрок.

О, горе тому, кто голову
Пред высшей властью склонил,
Тому, кто взять Пифагорову
Лиру исполнился сил,

Тому, кто своей дорогой
Шагал со склона на склон
И вдруг заметил с тревогой,
Что путь его завершен.

Горе тому, кто вверится
Предчувствиям скорых бед,
И горе тому, чье сердце
Соткано из оперетт,

Тому соловью, что прячется
В розах над быстрой рекой,
Если легко ему плачется,
Если поется легко.

Горе оливам, затерянным
В раю, в миражах садов,
И горе благим намереньям
В аду сокровенных снов.

Горе тому, кто мечтает
Найти надежный причал,
И кто в облаках витает,
И кто на землю упал.

Горе тому, кто не жаждет
С ветки попробовать плод,
Как и тому, кто однажды
Горечь его познает.

И первой любви, что птицею
Скрылась за далью морей,
И безупречному рыцарю
Сердца любимой моей.

А. Мачадо

[+Stolz 18,586]

Прекрасные стихи, понятные только пожилым выходцам из СССР

 

Говорят, Сергей Довлатов как-то сказал, что главное и единственное,

что он сделал в Америке - это открыл Наума Сагаловского. И ещё сказал,

обращаясь к поэту: "Дорогой Наум! Ты живёшь для того, чтобы писать

стихи."

 

Если реквием известен многим, то второе стихотворение «Где эта улица?

Улицы нет» не так широко известно.

 

 

 

Наум Сагаловский

РЕКВИЕМ  #2

 

К сведенью всех джентльменов и дам:

вечная память ушедшим годам!

 

Вечная память голодному детству,

свисту шрапнели, разрыву снаряда,

шопоту, крику, ночному злодейству,

залпу салюта и маршу парада,

красному галстуку, двойкам, пятёркам,

счёту разгромному в матче футбольном,

старым штанам, на коленях протёртым,

девочке в белом переднике школьном.

Милое детство, Кассиль и Гайдар!. .

Вечная память ушедшим годам.

 

Вечная память сонатам и фугам,

нежности Музы, проделкам Пегаса,

вечная память друзьям и подругам,

всем, не дожившим до этого часа,

отчему дому, дубам и рябинам,

полю, что пахнет полынью и мятой,

вечная память котлам и турбинам

вместе с дипломом и первой зарплатой!

Мало ли била нас жизнь по мордам?. .

Вечная память ушедшим годам .

 

Детскому плачу, газетной химере,

власти народной, что всем ненавистна,

крымскому солнцу, одесской холере –

вечная память и ныне, и присно!

Вечная память бетонным квартирам,

песням в лесу, шестиструнным гитарам,

визам, кораллам, таможням, овирам,

венскому вальсу и римским базарам!

Свет мой зелёный, дорогу – жидам!

Вечная память ушедшим годам.

 

Устью Десны, закарпатской долине,

Рижскому взморью, Петровской аллее,

телу вождя, что живёт и поныне –

вечная память ему в мавзолее,

вечная память парткому, месткому,

очередям в магазине ”Объедки”,

встречному плану, гудку заводскому,

третьему году восьмой пятилетки –

я вам за них и копейки не дам!. .

Вечная память ушедшим годам.

 

Годы мои, как часы, отстучали,

я их тасую, как карты в колоде –

будни и праздники, сны и печали,

звуки ещё не забытых мелодий

Фрадкина, Френкеля, Фельцмана, Каца,

я никогда их забыть не сумею…

Боже, куда мне прикажешь податься

с вечною памятью этой моею?. .

Сяду за стол, и налью, и поддам…

Вечная память ушедшим годам

 

************************************************** *

Наум Сагаловский, стихотворение…#2

 

Где эта улица? Улицы нет,

названной именем Павла Тычины.

Я не любил её. Были причины,

были, да сплыли за давностью лет.

Берег днепровский, вода и песок,

милые звуки российского мата,

воздух с отходами химкомбината –

жизни ушедшей забытый кусок

в городе Киеве… Где этот дом,

многоэтажный, железобетонный,

две комнатушки и шум заоконный?

Помнишь, как жили мы там вчетвером?

Помнишь, как тихо струилась река ,

слышался звон проходящих трамваев,

липы цвели, и Муслим Магомаев

пел о любви на волне “Маяка”?..

Где эта барышня, что я влюблён?

Где эта бырышня?.. Скрылась, исчезла,

как по веленью волшебного жезла,

в синем тумане минувших времён…

Барышня, бабушка, мёд мой и яд,

нашей любви уже пятый десяток,

как этот срок ненадёжен и краток!

Что там грядущие годы таят?

Было же счастье, и радость была,

как неразумно мы их расточали!

Господи, чёрная птица печали

вновь простирает над нами крыла!..

Старость – не радость и бедность – не грех.

Вот они, дожили мы до обеих.

Господи, разве мы звали к себе их?

Разве твоя благодать – не для всех?

Где наша молодость? Там, за бугром.

Вспомним, поплачем, и вправду – была ли?

Птицы отпели, костры отпылали,

годы обрублены, как топором.

Каждое утро – с команды “На старт!” –

служба, зарплата, волнения, слухи,

дети, продукты, ангины, желтухи,

плюс – отголоски отцовских простат.

Помнишь прогулки по мокрой лыжне,

песни, палатки на лоне природы,

скудные наши медовые годы

в лучшей на свете советской стране,

нашу жиплощадь – семейный очаг,

тёплое место для сна и досуга?

Только и радости, что друг от друга,

только и свету, что в детских очах…

Молодость!.. Душу себе не трави.

Что там за нами? Одни головешки.

Время уходит в безудержной спешке –

я ничего не сказал о любви.

Прошлые дни не отмыть добела.

Купаны в горькой советской купели,

 

жили, страдали, растили, корпели, –

может быть, это любовь и была…

 

Помнишь старинный казённый дворец,

тот, где под свадебный марш Мендельсона

проштамповали печатью закона

соединение наших сердец?

Я тебя вижу такой, как тогда:

тонкая, в белое платье одета,

милая, нежная, полная света –

Боже мой, как ты была молода!..

Вот и кончается брачный бедлам –

гости, сотрудники, сёстры и братья,

брызги шампанского, слёзы, объятья,

с этой минуты вся жизнь – пополам,

лето и осень, жара и дожди,

радости наши, надежды и муки,

дети, что будут, а может быть, внуки –

  всё впереди ещё, всё впереди!..

Годы промчатся, и, два старика,

в боли и немощи, как в паутине,

будем мы вместе с тобой на чужбине

век доживать. Но об этом пока

нам неизвестно. Отныне вдвойне

хочется ласки, покоя, уюта,

канет волшебная эта минута –

счастье начнётся! И кажется мне,

что суждено нам, как сказка гласит,

долго прожить и уйти в одночасье.

  Ангелы в небе, несущие счастье,

молча спускаются. Дождь моросит

[+Undina 12,895]

Папа Вильям, – сказал любознательный сын, –
Голова твоя вся поседела,
Но здоров ты и крепок, дожив до седин,
Как ты думаешь, в чем же тут дело?

– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно.

Роберт Саути

[+Undina 12,895]

Я - не я,
Я есть тот, кто со мною идет, но кого я не вижу,
О ком ясно я помню порой, а порой забываю.
Кто молчанье хранит и покой, когда всуе болтаю,
И кто мягко прощает, всеблагий, когда ненавижу.
Кто проходит везде, где меня никогда не бывает,
И кто будет стоять, когда наземь паду, умирая.

Хуан Хименес 
 

[+Undina 12,895]

Если я...

Если я не могу согреть,
то согреюсь сама едва ли.
Если я не хочу стерпеть,
значит я нестерпимой бываю.
Если я не могу простить,
мне прощенья искать не стоит.
Если я не могу любить,
то чего же тогда я стою?

 

Не буди меня!

Мне снится райский сад,
я во сне кажусь себе святой,
не буди -
позволь пока не знать,
что мой грех во мне ещё живой.
Здесь - война, страданье, кутерьма,
а во сне моем - любовь и мир.
Не буди сказать: "поражена",
показать ранения мои.
Сон как омут тянет-тянет вниз,
может я и правда умерла?
Где же кущи райские мои?
На Суде Бог не признал меня....

Зачем?

Зачем мне глаза,
если я  - не хочу на небо смотреть?
Зачем мне уста,
если я - не буду о Боге петь?
Зачем голова,
если я - не желаю вникать?
И разум зачем,
зачем - мне рассуждать?
Зачем сердце мне?
оно - лишь впустую болит.
Зачем уши мне?
не слышу, когда другой говорит.
Зачем руки мне?
для Бога - я не тружусь.
Зачем мне любовь?
любви - бегу и боюсь.
Боюсь осознать,
что я  - лишь пустая медь:
цена такой - ноль,
она только может - звенеть..

Инна Сапега

[+Guron 247]

Когда я об стену разбил лицо и члены
И всё, что только было можно, произнёс,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
"Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток". 

Он сказал мне: "Приляг,
Успокойся, не плачь".
Он сказал: "Я не враг —
Я твой верный палач.

Уж не за полночь — за три,
Давай отдохнём.
Нам ведь всё-таки завтра
Работать вдвоём". —

"Чем чёрт не шутит, что ж, хлебну, пожалуй, чаю,
Раз дело приняло приятный оборот,
Но ненавижу я весь ваш палачий род —
Я в рот не брал вина за вас, и не желаю!" 

Он попросил: "Не трожьте грязное бельё.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение моё —
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю,

Молчаливо, прости,
Счёт веду головам.
Ваш удел — не ахти,
Но завидую вам.

Право, я не шучу,
Я смотрю делово:
Говори что хочу,
Обзывай хоть кого". 

Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
"Приговорённый обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой".

И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
Спросил он: "Как ведёте вы себя на казни?"
И я ответил: "Вероятно, так себе...

Ах, прощенья прошу,
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.

Да у плахи сперва
Хорошо б подмели,
Чтоб, упавши, глава
Не валялась в пыли".

Чай закипел, положен сахар по две ложки.
"Спасибо!" — "Что вы? Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет — у нас ковровые дорожки".

Ах, да неужто ли подобное возможно!
От умиленья я всплакнул и лёг ничком.
Потрогав шею мне легко и осторожно,
Он одобрительно поцокал языком.

Он шепнул: "Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу — помогу,
Только ты не молчи.

Стану ноги пилить —
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать..."

Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я — уже дождаться утра не могу,
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: "Остановись, мгновенье!"

"...И можно музыку заказывать при этом,
Чтоб стоны с воплями остались на губах..."
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

"...Будет больно — поплачь,
Если невмоготу", —
Намекнул мне палач.
Хорошо, я учту.

Подбодрил меня он,
Правда сам загрустил —
Помнят тех, кто казнён,
А не тех, кто казнил.

Развлёк меня про гильотину анекдотом,
Назвав её карикатурой на топор:
"Как много миру дал голов французский двор!.."
И посочувствовал наивным гугенотам.

Жалел о том, что кол в России упразднён,
Был оживлён и сыпал датами привычно,
Он знал доподлинно, кто, где и как казнён,
И горевал о тех, над кем работал лично.

"Раньше, — он говорил, —
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.

Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад".

Некстати вспомнил дату смерти Пугачёва,
Рубил — должно быть, для наглядности — рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, —
Невелико образованье палачёво.

Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отозвался
И об опричниках — особенно тепло.

Мы гоняли чаи,
Вдруг палач зарыдал —
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.

"Ах вы, тяжкие дни,
Палачёва стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?"

Он мне поведал назначенье инструментов.
Всё так не страшно — и палач как добрый врач.
"Но на работе до поры всё это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

Бывает, только его в чувство приведёшь, 
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха, 
А он примерится, когда ты подойдёшь,
Возьмет и плюнет — и испорчена рубаха".

Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай — чай ничей.

Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: "Кто посмел
Обижать палача!.."

Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло —
Такую ночь провёл, не каждому досталось!

Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча...
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.

 

Владимир Высоцкий

[+Stolz 18,586]

6 июня - День рождения А.С.Пушкина

 

6 июня – день рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837). Он отмечается в России и во всех странах мира, где есть русскоязычное население. Поэт считается родоначальником современного русского языка и символом своей эпохи. В 2019 году исполнилось 220 лет со дня его рождения.

Личность и творчество А.С.Пушкина стали источником вдохновения не одного поколения мастеров российского изобразительного искусства. Живая, неуловимая и непостижимая внешность поэта манила и привлекала художников испытать свои силы, и на всех своих портретах Пушкин получался совершенно разный, даже если они были созданы при жизни поэта. О.Кипренский, В.Тропинин, К.Айвазовский, Е.Репин, Н.Ге, Р.Бах, А.Опекушин, В. Серов, К.Сомов, А.Матвеев, М.Аникушин, В.Домогацкий, М. Манизер, С.Коненков, Е.Белашова, Ю.Орехов, А. Бичуков, А.Бурганов, Л.Баранов, Г.Франгулян, О.Комов, М.Дронов и многие-многие другие запечатлели его образ. Произведения скульпторов, живописцев, графиков, посвященные поэту, стали неотъемлемой частью отечественной и мировой культуры.

Образ великого русского поэта занимает одно из важнейших мест в творчестве президента Российской академии художеств, Посла Доброй Воли ЮНЕСКО Зураба Константиновича Церетели, который воплотил его в монументальной пластике, станковой скульптуре, живописи, рельефах, эмали. Скульптурные портреты поэта, созданные З.К.Церетели, установлены в Ульяновске, Горно-Алтайске, Апатитах. Одна из скульптур находится в постоянной экспозиции Музейно-выставочного комплекса Российской академии художеств Галерее искусств Зураба Церетели (Москва,Пречистенка, 19)

Управление информации (пресс-служба) РАХ

 

 

6 июня - День рождения А.С.Пушкина

WWW.RAH.RU

---

Новости Российской Академии художеств

 

 

[+Undina 12,895]

            Метаморфозы
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь,
На самом деле то, что именуют мной,-
Не я один. Нас много. Я - живой
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела!
И если б только разум мой прозрел
И в землю устремил пронзительное око,
Он увидал бы там, среди могил, глубоко
Лежащего меня. Он показал бы мне
Меня, колеблемого на морской волне,
Меня, летящего по ветру в край незримый,
Мой бедный прах, когда-то так любимый.

А я все жив! Все чище и полней
Объемлет дух скопленье чудных тварей.
Жива природа. Жив среди камней
И злак живой и мертвый мой гербарий.
Звено в звено и форма в форму. Мир
Во всей его живой архитектуре -
Орган поющий, море труб, клавир,
Не умирающий ни в радости, ни в буре.
Как все меняется! Что было раньше птицей,
Теперь лежит написанной страницей;
Мысль некогда была простым цветком,
Поэма шествовала медленным быком;
А то, что было мною, то, быть может,
Опять растет и мир растений множит.
Вот так, с трудом пытаясь развивать
Как бы клубок какой-то сложной пряжи,
Вдруг и увидишь то, что должно называть
Бессмертием. О, суеверья наши!
 

Николай Заболоцкий.

[+Valois 2,050]

 Хоорошей субботы, девушки!

Кажется,стратегию менять пора

Мне уже за 25 ,а мужа нет

Мама ставит свечки по ночам

И про борщ святой даёт совет

Возмущается ,дискуссии проводит:

Маша,Катя ,Надя уже замужем

Ну а ты какого хрена ночи

Все проводишь за вином бодяженым

Собралась! Живот втянула в спину

Платье с декольте из закромов достань

Посмотри какая ты красивая!

Вот тебе фата ,иди гуляй!

На манежку,на Арбат по барам

Выбирай по шире мужиков!

Только обходи тех,что по парам

Много геев испокон веков.

Я подумала: «а что терять?

И хайлайтером обтерла грудь и губы

Я пошла свою любовь искать

, Ну а вы сидите дома, дуры.  Лиа Жэ 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

Это Бродский

 

https://m.youtube.com/watch?v=vjdHU9I5QbM

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Valois 2,050]

 

[+Undina 12,895]

     Прогулка Бога и Дьявола

 

 Вчера на фиолетовой аллее

Гуляли Бог и Дьявол, долго, вместе.

В глаза друг друг пристально смотрели,
Без примеси амбиций, злобы, лести.

 

Беседа их текла в различных руслах:
Об обществе, о каждом человеке,
О душах и о космосе, о чувствах,
О зле, добре, об этом, прошлом веке..

 

Я слушала за деревом беседу,
Что дружески меж ними удавалась.
Но кто из них одерживал победу? -
Я не могла понять, как ни старалась..

 

Они всё шли степенно, ровно, тихо,
Всё меньше становясь. Я шла за ними,
Точней сказать, не шла - плелась, как лихо.
Был только страх, что я взорвусь, как мина.

 

Ведь здесь моё присутствие - ненужность.
Свиданье их приватно, тайно, чинно.
И горе дать себя им обнаружить.
Аллея оказалась очень длинной.

 

Едва дыша, за ними поспевая,

Я слышу что-то важное, бесценное..
То Дьявол шепчет вкрадчиво о рае:
 "Мы обманули всех! Они же пленные!

 

Они в плену жестоких наших игр
 Зачем мы рай и ад для них затеяли?"
И Бог ответил, скалясь, словно, тигр:

 "Иным путём они бы нам не верили.."

 

Весь страх и ужас, что сковать способны,
Объял мне сердце, как я то услышала..
Здесь дьявол оказался бесподобным
В своём укоре к праздному всевышнему.

 

Они как-будто поменялись схемами
У Бога схема тьмы и разрушения,
У Дьявола душа полна проблемами:
Как схематично дать добру движение.

 

Меня такой расклад поверг в уныние.
Так вот  они какие - крах и слава!
Беседа их закончилась АмИнем.
На этот раз сиял не Бог, а Дьявол..

Мадам Вендетта

 

Edited July 18, 2020 at 06:33 AM by Undina